Войдите в огонь вместе с входящими.
Коран. Сура 66.
- Начальник! - улучив момент, шепотом позвала его осведомительница по кличке Ворона.
Касумов поморщился.
"Нагнала-таки! Сучье отродье!" - выругался он про себя и готов был наорать на нее.Что ты,мол, драная Ворона наушничаешь при всем честном народе! Есть порядок. Заходи в оперативную часть и все, что имеешь - выкаркивай. Как положено. По форме. Если там сочтут нужным - доложат мне.
И еще Касумов придумывал как пропесочит оперативников, которые поволяют своим внештатным сексотам прямо на улице останавливать начальника райотделения ГПУ и нашептывать ему.
Однако, кричать на нее и гнать от себя он не стал. И хорошо, что сдержался. То, о чем она фискалила, лично для него представляло немалый интерес.
Заглядывая в сердитое лицо начальника, Ворона говорила быстро, но разборчиво.
- Ренка-потаскуха, дочь врагов народа, удавила младенца... Рожала дома. Помогала ей соседка спекулянтка - Сакина... Утром я заходила к блуднице. Она - без живота... А под кроватью ведро с мертвым малышом... Сакина сказала мне, что Ренка родила мальчика и мальчик был здоровым.
От того места, где настигла его Ворона, Рена жила совсем рядом. Здесь же за углом, находилась контора управления домами.
- Позови ко мне управдома. Быстро! - закуривая папиросу, приказал он.
... Рену Дадашеву, которую сексотка называла потаскухой, Касумов хорошо знал. И ее, и всю ее семью.
Она жила на Карантинной. В том же самом доме, во дворе которого Касумов еще недавно, с двумя такими же, как он, студентами-заочниками снимал квартиру.
Отец Рены, Дадашев Аждар Рзаевич - смуглый, коренастый мужчина с характерным нухинским говорком, занимал большую должность - заместителя Наркома строительства. Соседи видели его редко. Утром рано, когда за ним приезжала черная "эмка", и поздно вечером, когда она привозила его. А мать Рены - Мимилия Ильинична - белокурая, статная европейская еврейка, учительствовала. Вела уроки немецкого языка. В общем, семья интеллигентная. Теплая. Душевная. Кому-кому, а соседям это было известно лучше всех.
Аждар Рзаевич с Касумовым познакомился сам. Во время застолья. В тот день Мимилия Ильинична, в честь поступления дочери в университет, прямо во дворе накрыла стол. И все, молодые и старые жители этого дома собрались за ним одной дружной компанией. Как родные. Искренне и горячо любящие друг друга люди.
Поднимая здравицу за присутствующих Аждар Рзаевич сказал, что он давно и хорошо знает всех, кроме молодого офицера, который стеснительно прячется за вазой с яблоками.
- Так это Адик, папа! - звонко выкрикнула Рена.
Покраснев, Касумов вскочил с места и по-военному, громко отрапортовал:
- Старший лейтенант Адыль Касумов, товарищ зам.Наркома!
- Садитесь, молодой человек. Оказывается я вас знаю. Кстати, мотал присланный вами, был отменный.
В этом, как впрочем и в других бакинских дворах, было принято по поводу и без повода угощать соседей разными вкусностями. А тут, днями, земляки из Кельбаджар привезли ему посылку от родителей. Завернув в бумагу немного мотала, домашнего сливочного масла и баночку меда Адыль поднялся к Дадашевым. Дверь открыла Мимилия Ильинична.
- Это - вам. Из родного села прислали, - смущаясь протянул он сверток.
Мимилия Ильинична всплескнула руками.
- Боже! Какая прелесть!... Реночка, посмотри какие дивности принес Адик... Спасибо... Себе то оставил.
Мимилия Ильинична приняла эту безделицу как царский дар. Хотя могла и отказаться. Ведь жили они в достатке.
А вечером другого дня к ним забежала Рена.
- Ребята, - обратилась она к парням, живущим вместе с Касумовым, - где Адик?
- В соседней комнате заперся. Диплом пишет, - сказал один из них.
- Вот счастливчик! Уже - диплом. Позовите его.
Она протянула Адылю большую коробку шоколадных конфет.
- Это тебе от папы. Мотал твой ему очень понравился, - сказала она, а потом, засмеявшись, добавила:
- А это всем вам от нас с мамой.
И Рена поставила на стол дорогущую по тем временам бутылку массандровского вина.
Никакой потаскухой она не была. Не верил он в бабье злоязычие. Да, Рена была красива. И еще как красива. Дети от смешанных браков, как заметил Касумов, привлекательны. И, что правда то правда, Адыль до беспамятства был влюблен в нее. И не только он. Сама же она никому никаких надежд не оставляла. Вела себя строго. Скромно. В отличие от многих своих подружек из начальствующих семей крикливо не одевалась. Адылю это нравилось. И он был счастлив каждый день, по утрам, выходить с ней со двора. Он шел на работу, она - в университет. Это было им по дороге.
Позже, когда Касумов получил диплом и повышение по службе, ему для жилья выделили неплохую ведомственную комнатушку. Новая квартира находилась на соседней улице и их утренним прогулкам пришел конец. Однако, с Реной и Мимилией Ильиничной ему не раз приходилось встречаться. Даже иногда, по старой дружбе и их приглашению, заходил к ним в гости.
Уже на втором курсе у Реночки появился жених. Счастливчиком стал молодой ученый Арон Кац. В неполные 26 лет, защитив диссертацию, ему присвоили степень кандидата геолого-минералогических наук. Коллеги отзывались о нем, как о восходящей звезде в науке. Арон изобрел какой-то новый метод добычи нефти на площадях старых месторождений, который геологи окрестили "Вторичным методом".
Но пожениться Рена с Ароном не успели. В одну из ненастных ночей АзГПУ арестовало Аждара Рзаевича и Мимилию Ильиничну. Рену не тронули, хотя из квартиры выселили.Она стала жить в подвале того же дома. Арон помогал ей приводить его в порядок. А вскоре был схвачен и Кац. Его взяли как автора вредительского способа добычи нефти... Рена же еще с месяц находилась на свободе. Но беда стукнула и к ней в подвал.
Вернулась она поблекшей, с потухшими глазами и выглядела на все сорок лет. Потом соседи заметили, что гордячка Рена в положении. И пошли грязные пересуды. Ее обзывали потаскухой, блудницей, подзаборной шлюхой.
Из воспоминаний Касумова вытащил управдом.
- Вызывали, Адыль Рагимович?
- Да. Пошли к Дадашевым... А ты, - велел он Вороне,- беги в отделение и скажи, чтобы на Карантинную прислали наряд...
Из подвала доносился надрывный плач младенца. И сразу на сердце стало легче. Значит мальчонку она не убивала. И Касумов раздумал спускаться к Рене в подвал. По-хозяйски ринулся туда только управдом. Переступил порог и ...отпрянул. Губы его побелели.
- Товарищ Касумов... Дадашева мертва... Повесилась,- промычал он.
Адыль стремглав кинулся вниз. Одним взмахом перочинного ножа срезав веревку, он мягко принял в руки еще теплое тело Рены и положил его на каменный пол.
Поперек кровати, завернутый в ветхое одеяльце, возился отчаянно требовавший мамы малыш. На столе, под чернильницей, лежал лист бумаги.
"Посмертное письмо", - догадался он и схватив его, стал жадно читать.
"Я ухожу из жизни, - писала она. - Это единственный и последний мой грех перед Богом. Перед Богом, но не людьми. Умирая, я проклинаю эту власть, напитавшую сердца людей собачьей злостью. Люди смеялись надо мной. Издевались. Называли потаскухой, сукой, дрянью... Бог им судья.
Я проклинаю изуродовавшего мою жизнь начальника отдела АзГПУ Самвела Григоряна. Он изощренными пытками принудил моих родителей и жениха признаться в шпионаже. Их расстреляли. Он, садист Григорян, в первый же день моего ареста изнасиловал меня. И делал это каждую ночь в течении 80 суток. Дитя, рожденное мною - дитя этого выродка Григоряна. Отдайте ребенка ему.
Я знаю, для него все пройдет безнаказанно. Но есть Божий суд. И он жестоко покарает всех "григорянов", засевших в АзГПУ. Я ухожу без злобы на людей. Они живут во мраке. А вы, власть имущие - во лжи.
Рена Аждаровна Дадашева"
Эту то записку Касумов и показал Григоряну. Самвела Саркисовича от нее прямо-таки перекосило.
- Потаскуха! - прошептал он, возвращая записку покорно стоявшему перед ним подчиненному.
Полные желтой ненависти глаза его следили за тем, как Касумов, бережно разгладил, а затем, сложив вчетверо отправил посмертное письмо Дадашевой в карман кителя. Но это было какое-то мгновение. В следующее мгновение Григорян стал прежним Григоряном. Каменно-высокомерным. Самоуверенным и презрительным ко всему и вся. Он вразвалочку прошел к себе за стол и, глядя в пространство, проговорил:
- Трудно мне, Адыль... Трудно... Нет умных помощников. Поэтому всякие проститутки позволяют себе такое,- пожаловался он.
Григорян горестно хмыкнул, сделал паузу и, закидывая ногу на ногу, добавил:
- Наконец, вчера мне дали должность еще одного зама... Как ты думаешь насчет этого?
- Положительно, Самвел Саркисович. Покойники не должны хватать живых за ноги, - отреагировал сообразительный Касумов.
И твердо, как наличные, выложил на стол вчетверо сложенную Ренину записку.
- Отлично, Адыль Рагимович!
Григорян впервые назвал его по имени и отчеству, подчеркивая тем самым новый статус подчиненного.
- А что будем делать с малышом? - спросил Касумов.
- Я позвоню главврачу роддома Валюше Коршуновой. Отвезешь к ней. Пару месяцев там его покормят материнским молоком, а потом - в детдом...
Через два дня началась война. А спустя неделю к Адылю Рагимовичу, занявшему новый кабинет с видом на бульвар, позвонила Коршунова.
- Как записать вашего младенца? - спросила она.
- То есть? - не понял Касумов.
- Фамилию, имя, отчество.
Размышлять долго не пришлось. Осенило сразу. Хитро улыбнувшись, он сказал:
- Записывайте...Фамилия - Дадашев. Имя - Галиб - в честь будущей нашей победы. Отчество Аронович.
- Аронович? - услышал он растерянный голос Коршуновой.
- Ничего не поделаешь. Так звали его отца.
Звонок правительственной связи раздался в самую сладкую пору сна. Шел четвертый час пополуночи.
- Адыль Рагимович, - услышал он голос своего заместителя Александра Левашова.- У нас - прокол. Полчаса назад в своей квартире была убита Манучарова Иветта Самвеловна и ее девятилетняя дочь.
- Кто? - переспросил Касумов.
- Манучарова..., - и чтобы было ясней, Левашов добавил:
- Ну та самая... Бандерша. Содержательница бардака.
- Так это не прокол, Саша. А нечто хуже.
Сна как не бывало.Это был провал. Причем оглушительный. Ведь он, начальник следственного управления Прокуратуры Республики, лично от Первого секретаря ЦК получил задание взять на разработку подпольный Дом терпимости и наконец установить тех его клиентов, кто ограждал бандершу Иветту и ее грязное заведение от разоблачений. Речь, разумеется, шла о зажравшейся партийно-правитель-ственной элите.
В тот же самый день, после беседы с Первым, Касумов установил за "Домом Иветты", как называли бакинцы, тот известный всем притон, круглосуточное наружное наблюдение. Бросил туда лучшие силы. Сам подобрал, умеющих держать язык за зубами, профессиональных фотографов и кинооператоров.
Вчера со дня операции минуло три месяца. И вчера он своей властью продлил срок разработки еще на 15 дней. На всякий случай. Хотя материалов со взрывными фактами накопилось более чем достаточно... И вот тебе на!
Нет. Первый не простит смерть главного виновника и свидетеля. Не надо иметь семь пядей во лбу, чтобы догадаться об утечке информации. Она явно исходила от человека, у которого сосредотачивались все донесения. А таким человеком был он - Касумов...
Правда и соблазн был велик. Слишком уж крупная птица засветилась в "Доме Иветты". И 56-летний Адыль Касумов снова поставил на сделку. Думал купить кресло Прокурора Республики. Ему и в голову не могло придти, что этот, попавший ему в силки, благообразный, с пугливыми глазами, партийный босс может предпринять столь коварный шаг. Такого поворота дела Касумов не просчитал.
"Нет, Первый не поверит в случайное убийство. И будет прав. Надо - думать!" - сказал он себе и решительно распахнув двери, шагнул в квартиру убитой бандерши.
Смерть Иветты была страшной. Обезумевший садист, вероятно, долго измывался над ней. Пытал по-черному. Судя по узнаваемым следам ожогов, гладил раскаленным утюгом, резал грудь, выколол глаз... А добившись того, что хотел, тем же утюгом истолок череп. Но хуже всего было другое. На паркете, из кишок Иветты выложил слово "Сука". Выкладывал, по всей видимости, с нечеловеческим хладнокровием и большим тщанием. Это больше всего и потрясло видавших виды экспертов. Во всяком случае, следователь по особо важным делам Карина Жамкочян, увидев представшее, - лишилась чувств. К моменту прихода Касумова в ней ничего не выдавало той минутной слабости, что свалила ее с ног. Разве только зеленоватая бледность. В остальном как всегда собранная, отрешенно-холодная и деловитая. Ее умные и жесткие глаза метр за метром просматривали каждую из четырех комнат. Голос был четок и спокоен.
- Девочку не трогать! И вообще ни к чему не прикасаться - донесся из спальни ее властный окрик.
Ей что-то возразили.
- Не препирайтесь! - оборвала она. - Приведите лучше фотографа. Начальника следственного управления сумели поднять с постели, так, будьте любезны, поднимите фотографа.
Касумову Карина Рубеновна нравилась и как следователь, и как женщина. Умна, обоятельна, грациозна. Он, не скрывая, восхищался ею. И сейчас, услышав ее слова, Касумов возмутился отсутствием фотографа, а затем, глядя в сторону Левашова, обьявил:
- Следствием займется Карина Рубеновна. Она докопается.
- Убийца, кстати, задержан, - сообщил Левашов.
Оказывается ребята "наружки" видели как тот субъект прошел в квартиру Манучаровой.
Дверь не взламывал. Он что-то сказал и Иветта открыла ему... Через полтора часа к подьезду подкатило такси. И из квартиры Манучаровой тотчас же с двумя чемоданами в руках, вышел тот поздний ночной гость. Ноша для него, здорового парня, очевидно, была неподьемной. Чемоданы он не нес, а волок... Хорошо догадались одного из "наружки" послать вслед за отьехавшим такси.
- В чемоданах, - докладывал Левашов, - обнаружили большое количество драгоценностей, около миллиона рублей, сто тысяч долларов и, принадлежащую Манучаровой соболью шубу. Паспорт у задержанного оказался фальшивым. С явно подклеенной фотографией. На имя Козлова Юрия Николаевича. Личность устанавливается...
- Я все установлю, Адыль Рагимович, -вмешалась Жамкочян.
- К 12 часам дня вы будете обладать всей информацией ... Кто? За что? Почему?
...Жамкочян он вызвал к себе часа в три дня. Она была грустна и оттого, наверное, еще прелестней чем когда-либо.Казалось, что в иссиня-серых глазах ее лежит снег, а на нем мерцают золотые лоскуты закатного солнца. Ну точь - в точь, как на вершинах его родных Кельбаджар. Ему страшно как хотелось взять ее лицо в ладони и...Она это почувствовала и с укоризной, мол не место, остановила его.
- Хорошо, - нехотя согласился он.
- Дело в том, Адик,что я сызмальства дружила с Иветтой.
- Но в “Доме Иветты” тебя не засекали, - ввернул он.
- Да нехорошим делом она занималась... Тем не менее, согласись, какие у ней были организаторские способности! Какой была умницей! Так сумела поставить дело, что о ее “Доме” знали во всем СССР... При всем при этом, Адик, Иветта была несчастной женщиной. С несложившейся личной жизнью. Ее надломил развод с Манучаровым...
- А что ты хотела от него?! Он застал ее в постели с любовником.
- Да за ней водился такой грешок. Погуливала... Отец ее - Самвел Саркисович часто устраивал ей нагоняи. Переживал за нее... Ты кажется когда-то работал с ним?...
- Работал, - задумчиво протянул Касумов. - Я Самвелу благодарен за многое. Он научил меня нашему делу. Но особенно за то, что Самвел рекомендовал тебя ко мне на службу... Кстати, как он? ...
- Болен. В клинике. Подскочило давление...О случившемся пока не знает...
- Ну ладно, Кариночка... Давай о деле.
- Убийца рецидивист, - рубленными фразами докладывала она. - Дважды осуждался за разбои. Год как в бегах. Находится во Всесоюзном розыске. Работает в одиночку. Фамилия Кортиков Сергей Иванович. Эта фамииля его приемных родителей. Он взят был ими из детдома в возрасте полутора лет. В списках детского дома Кортиков значился под другой фамилией... Дадашев Галиб Аронович...
- Что ?! - вскинулся Касумов. - Не может быть!!
- Правда странно... Дадашев и вдруг Аро-нович, - поняв реакцию шефа по-своему сказала Жамкочян.
- Страшно как странно, - глухо проговорил Касумов.
- У меня в руках справка... Посмотри...
- Не надо! Не надо! - отшатнулся он от протянутой бумаги.
- Что с тобой, Адик. На тебе лица нет.
- Ничего. Оставь меня.
Остановил он ее у самых дверей.
- Карина, сходи к старику Григоряну. Расскажи.
Самвел Саркисович проснулся в прекрасном расположении духа. Весь день хотелось петь. И он напевал. И шутил. И заигрывал с медсестрами. И зазывал в палату ходячих больных, потучуя их разными яствами, от которых ломился стол. Несколько раз звонил дочери. Телефон не отвечал.
- Ушла негодница,- жаловался он, мерившему ему давление врачу.- Теперь придет без моей внучки. А внучка у меня - чудо! Посмотрит, крикнет: "Дед!" - и словно год жизни дарит.
Ближе к вечеру пришла Жамкочян.
- Кариночка! Радость моя!... Ты одна. Без Иветты.
- Что такое? Что случилось? - почувствовав недоброе спросил он.
- Она не придет, Самвел Саркисович...
И разрыдавшись, Жамкочян стала рассказывать старику обо всем случившемся.
- Убийца, дядя Самвел, выродок человеческий. Его зачал зверь...
- Кто он? - спросил Григорян. - Что за женщина родила его?
- Дадашев Галиб Аронович... Так он значился в списках Шувелянского детского дома.
- Что?! - вдруг закашлявшись, выдавил старик. - Не может быть! Лицо его побагровело. Глаза выпучились. И из полураскрытого рта с хрипом вырвалось:
- Потаскуха...
На похоронах семьи Григорян Адылю Рагимовичу неожиданно стало плохо. В сердце словно острыми клыками вцепилась собака. Он вскрикнул и тяжело повалился на изгородь чьей-то могилы.
Очнулся Касумов в больнице. Глядя в лицо склонившемуся над ним врача, он тихо не без ужаса прошептал:
- Арон?!… Это ты?!….
- Я - врач. К вам дочка.
- Арон… Не смотри так… Я тоже мучался… Но жил… Это хуже, Арон…
- Папа, ты что меня не узнаешь? Это - я … - сказала дочь.
Поймав ее за руку, Касумов потянул дочь на себя.
- Рена… И ты здесь?… Такая же… Нисколько не изменилась… Я тебя любил… Очень любил… Не молчи… Не молчи… Виноват я…
- Это я, папа!… Лейла… Доктор, что с ним?
Вместо ответа врач крикнул:
- Сестра! Срочно реаниматоров!…
Глядя стынущими глазами на дочь, Касумов с усталым отчаянием произнес:
- Боже! Страшна твоя месть...
апрель 1997